Невысокий коренастый парень стоял напротив подмигивающего несколькими голографическими мониторами стола и, поигрывая желваками на широких плоских скулах, время от времени исподлобья посматривал на босса, скрупулёзно изучающего транспортные отчёты. Он явно не принадлежал к выходцам с Амои – слишком неказисто выглядел на фоне в той или иной степени красивых жителей метрополии: низкий рост, кряжистая фигура, короткие, невнятного оттенка волосы, грубо обкромсанные чуть ли не обломком авиационной обшивки, приплюснутый сломанный нос и маленькие мутноватые глаза, поблёскивающие на широком лице как две недоеденные оливки на большом сервировочном блюде. Нет необходимости уточнять, конечно, что нескладный экстерьер, сочетаясь с угрюмостью характера, не добавлял ему популярности – постоянного партнёра он не завёл, шлюхи от него шарахались, а так называемые коллеги воспринимали с лёгкой толикой брезгливости, и не странно, что всё это поспособствовало его работоспособности. Он не отвлекался от дела на всякую чушь, ошибки допускал крайне редко… но, к сожалению, допускал всё-таки.

— Ли, — наконец, припечатал Катце, сворачивая файлы в фоновый режим. Вообще-то, звали парня Линл, но так как выговорить его имя с первого раза получалось далеко не у всех, оно оболталось до короткой клички. — Ты знаешь, что нужно делать. Прибери за собой, — прищурился рыжий и побарабанил пальцами по столешнице.

Меньше всего он мечтал встревать в разборки с увеннийскими кланами – в таких-то обстоятельствах! – но эти долбаные варвары сами нарвались, когда приклеили к Ли хвост. Предпринимать тотальные меры брокер пока не хотел – кланы целиком и полностью контролируют производство танзелис, исключительно редкого растительного вещества в близлежащих двадцати квадрантах космоса, применение которого заключается, вопреки всеобщему заблуждению, не только в изготовлении наркоты, но и медицинских препаратах… узконаправленного свойства. Увенна не сошлась с Федерацией характерами, на легальную торговлю наложили строжайшие санкции и поднимали вой до небес всякий раз, когда какая-либо неприсоединившаяся к федералам планета пыталась наладить с увеннийцами сколько-нибудь взаимовыгодное сотрудничество. Разумеется, контрабанду это остановить не могло по определению – предложение всегда оправдывается спросом – но создавало с кланами массу проблем, таких, например, какие Катце предпочитал давить в зародыше. Когда головы тех выкидышей, что прицепились к Линлу ради более подробной информации о его нанимателе, вернутся на Увенну в отдельных от тел вакуумных упаковках, станет более ясно, понимают кланы намёки или нет. И лучше бы, чтобы они всё-таки поняли, что знание о том, что такой Меченый, не стоит долгой и мучительной смерти.

Катце собрался добавить, что ждёт от Ли чистой работы, но его перебил наладонник, невесомо завибрировавший во внутреннем кармане накинутого на спинку кресла полупальто. Наспех прочитав лаконичные, последовавшие одно за другим сообщения, Катце неуловимо нахмурился, задумался ненадолго и порывисто поднялся из-за стола.

— Ты свободен, — мимоходом бросил он, закрывая рабочую сессию терминала.

Ли молча кивнул и покинул офис. Вслед за ним, буквально спустя несколько минут, активировав всевозможные охранные системы, вышел Катце и устроился за штурвалом своего невзрачного круиза, от серой массы транспорта отличавшегося только тем, что, вместо штатных антигравитационных полей, из-под днища просматривались сопла фотонного двигателя с вертикальным взлётом, а внешние элементы каркаса состояли из материалов, приспособленных к перемещениям в верхних слоях атмосферы. По существу, брокер ещё ни разу не использовал потенциал своего кара в полной мере, да и сам факт столь глобального тюнинга основывался, скорее, на лёгкой форме паранойи, чем реальных угрозах, но, как показывает практика – лучше перестраховаться. В салоне Катце вновь скользнул взглядом по строчкам сообщений и вдруг, сложив руки на упругом штурвале, упёрся в запястья подбородком, меланхолично наблюдая, как за тонированными стёклами суетится пёстрая толпа. Подумывал, стоит ли заскочить домой и переодеться во что-нибудь более презентабельное – в конце концов, он и в офисе-то появился лишь ради того, чтобы кое-что прояснить, с Ли, в частности, и удостовериться, всё ли в порядке; никаких встреч или срочных визитов у него не запланировано, а то, чем он занимался последние дни, Катце предпочитал делать наедине с собой в надёжно защищённом от стороннего вмешательства месте – дома. По губам его мелькнуло пренебрежение в унисон мысли, что он страдает невообразимой хернёй, всерьёз задаваясь настолько далёким от действительно важных тем вопросом, как одежда, но по сути, больше ему не о чем было беспокоиться, потому что всё остальное у него было под чётким контролем. Как всегда.

Без малого три недели назад он закрылся в своей берлоге, слепой от слёз, и горло его терзали, заставляя давиться сигаретным дымом, искренние эмоции навзрыд – такие, какие, казалось, он выжег из себя давно, когда лицо его ещё было чисто от рваного факсимиле Первого консула. Почему он… так вёл себя? Сложно ответить прямо; себе, во всяком случае, он ответить так и не сумел, просто помнил, что внезапно ощутил глубокое, невыносимо-лёгкое опустошение, словно та тяжесть, что придавливала его к земле, та самая тяжесть, что лишала его свободы и личного выбора, вдруг растворилась, и он, болтаясь сдувшимся шариком, метался по перекрёсткам, по зловонным подворотням и пропащим задворкам вселенной, подхваченный порывами хлёсткого ветра, принесённого мёртвым океаном. Это длилось недолго, и отпустило после, часом или двумя позже под гомонящий информационный поток распухшей от приторной сенсации планетарной сети, но отпечаток остался, словно выгравированный в грязи след тяжёлого берца, и в рифлёные канавки рисунка успела натечь густая суспензия взболтанными хлопьями глины и соли. Отрава разлилась по подреберью. Он, взяв себя в руки, без жалости обрушив на щёки свои град ментальных пощёчин, усилием воли купировал поражённый ядом кусочек души, что, как оказалось, у него всё ещё существует, и там, где-то слева, точечно в синоатриальном узле, запер под саркофагом здравого смысла, заархивировал под нечитаемый пароль на забытом языке, символов которого и сам не мог знать… но уничтожить не сумел, и это осталось в нём, как опухоль, что рано или поздно высушит его без остатка.

На рынках тогда началась настоящая паника – вполне закономерная реакция всех составляющих экономической сферы на внезапную дестабилизацию управленческого аппарата. Катце, как и ожидалось, действовал стремительно: используя легализованные финансовые резервы от махинаций на Чёрном рынке, провёл четыре успешные сделки, при любых других условиях невозможные в силу, в первую очередь, человеческого фактора, купил несколько пакетов многообещающих акций добывающих предприятий и инвестировал остаток в туристический сектор. В результате он практически полностью опустошил неучтённые фонды, в будущем обещавшие вернуться чистыми, как слеза младенца, и с внушительной прибылью. На Чёрном рынке было проще, если по совести – угрозами, шантажом и расправой он так туго закрутил гайки, что особо прытким ублюдкам, стремившимся по ходу суматошных телодвижений большинства забраться повыше, не осталось места для манёвра – поставки через космопорт почти застыли, покупатели попрятались по норам, продавцы стенали без товара. Да, изменения произошли, но они в принципе неизбежны, да и что такое рынки, погрязшие в стагнации? Болото. Было бы уместно утверждать, что Катце напряжение, охватившее его сферу деятельности в первые десять дней после взрыва Дана Бан, хорошенько разогрело, отвлекая от событий, которые и не должны, по большому счёту, его касаться. Рыжий влиял на ситуацию ровно столько, сколько мог, никто, проклятье, не вправе упрекнуть за бездействие!.. И теперь не его это больше дело, нахрен.

Или он просто отчаянно желал в это верить?..

Брокер длинно выдохнул и порхающими движениями пальцев набрал на голоклавиатуре линкфона девятизначный номер. Надел на ухо гарнитуру – не любил общаться по громкой связи – и обменялся с собеседником общими фразами в стиле шпионских позывных, и ничего, собственно, удивительного в его конспиративных фуэте не было, потому что беседовал Катце с одним из тех немногих химиков Нил Дартс, у которых руки растут из физиологически приемлемого места, знаменитым Поллой, как он себя называл, разыскивавшимся в шестнадцати солнечных системах за пределами Глан, да и на территориях Глан в том числе, просто без особого усердия. Сбросив вызов, он раздражённо, с чувством выматерился под нос, поднимая «круиз» над кварталом, развернулся в сторону Мистраль-парка, где они обычно пересекались. Место людное, примелькаться никаких шансов – самый безопасный вариант; не самому же в Нил Дартс тащиться. Основной причиной недовольства Катце стала, как ни странно, не необходимость общения с человеком, в фаворитах у него никогда не числившимся, а то, зачем ему приспичило с ним встретиться.

«Максимально эффективные. Для меня», — мысленно передразнил Катце. «Можно подумать, я специалист по особенностям метаболизма элиты», — негодовал он.

Но вместе с тем, прекрасно понимал, почему Ясон с подобными вопросами обратился к нему, а не к «специалисту».

>>>Офис Ясона Минка, Сасан

Отредактировано Катце (2015-08-14 23:18:38)