Подземная парковка встретила неприметный, колера «серебристо-бежевый металлик» аэрокар звонкой тишиной и мягкими электрическими сумерками, окутавшими полусонное пространство интимным полумраком. Катце остановил круиз недалеко от пропускного терминала, отключил подачу энергии на двигатель и погасил габариты, нервным жестом мазнул по нагрудному карману полупальто в поисках пачки. Выщелкнул из оставшихся восьми штук одну – странно, кажется, он едва ли часом назад вскрывал новую – и с нескрываемым наслаждением прикурил, алчно глотая дым, словно задыхался в чистой концентрации кислорода. Одной рукой разгоняя густые сизые клубы, высекающие из опалённых век едкую слезу, второй дотянулся до спрятанной под пассажирским креслом кнопки, откидывающей сиденье, вбил короткий пароль на доступ к устойчивому к большинству видов физического воздействия тайнику, хранящему несколько хьюдеров с данными, четыре коробчатых магазина к пистолету-полуавтоматике и ECM-джаммер, генерирующий высокочастотные помехи по всем каналам передачи информации. Посомневавшись немного, Катце уложил в хранилище кредитные карты, линкфон-наладонник и гарнитуру – всё, что, так или иначе содержало информационный след – при себе оставив только «Шеллах» с верной подругой зажигалкой, джаммер и аккуратный износостойкий футляр с препаратами. И ключи от кара ещё, что в свою очередь свидетельствовало о некоторой доле оптимизма. Четырьмя часами спустя, если брокер к тому моменту не деактивирует алгоритм, запустится подпротокол самоуничтожения, и девайсы, спрятанные от постороннего любопытства, выжжет элентромагнитным импульсом – ничего, кроме не подлежащих восстановлению обломков, не останется. Его домашний и рабочий терминалы, пусть и привязанные к разным сетевым источникам, подчинялись аналогичной терминационной процедуре: комплектующая архитектура, от процессоров до голопроекторов, подвергалась необратимым повреждениям после предварительной тотальной зачистки данных, чтобы наверняка. Так он стремился оградить своё… наследие, если этот термин уместен. В конце концов, на его место неизбежно придёт кто-то другой – закон сообщающихся сосудов, элементарные принципы механики взаимодействия, первый курс обучения.

Рыжий обжёг пальцы о поплавленный фильтр, выругался и закурил снова. Десять минут до встречи, а он до сих пор не сумел разобраться в мешанине, от солнечного сплетения разливающейся по артериям и сосудам. Так и должно быть; он не мастер копаться в хитросплетении примитивных эмоциональных реакций биологических особей на ситуации, ни в каких учебниках и библиотеках не описанные, и то, что он сам не что иное, как упомянутая «биологическая особь», скорее, являлось, упущением, ошибкой битой строки цифровой матрицы мироздания, чем константой. Его рассудок искони жаждал транспереноса в многослойное декартово произведение унитарным бинарным кодом – может, оттого он настолько озадачен собственным поведением и восприятием? Взирая на свои поступки и слова, на им же самим осуждаемые уступки человечности, на немотивированные электрические всплески в лимбической системе, он не испытывал ничего, кроме замешательства. Он знал, что нужно делать. Знал, как и почему, принимал обоснованность и рациональность необходимых действий, но время от времени нечто внутри него, без объявления войны и объяснения причин, порой вскидывалось ото сна, перехватывало управление его сухо выверенной и логичной бытностью, принимало решения, а после оставляло его наедине с последствиями – расхлёбывать эту кашу с неоспоримой и не поддающейся никаким аргументам мыслью, что так было… правильно. И эта нецелесообразная, чтоб её, смехотворная до абсурда уверенность дарила Катце ощущение покоя, вопреки, казалось бы, всяческому здравому смыслу, дарила тактильно осязаемое кожей умиротворение и равновесие, позволявшее ему идти по шатким прогнившим мосткам экзистенции с гордо поднятой головой без страха упасть. Принимать вероятность своего когда-нибудь неизбежного падения с преисполненной отрешённости безучастностью.

Он распахнул дверцу и, смяв окурок во встроенном в приборную панель утилизаторе, покинул салон. Заблокировал замки, небрежно сунул ключи от круиза в задний карман брюк и, убедившись, что на светлом, крупной вязки свитере с высоким горлом нет пепла – может, он и пренебрёг официальным костюмом в пользу удобного casual, но допустить неряшливости себе бы точно не позволил. Не в присутствии Консула. По пути к офису – в комфортной кабине лифта и высоких стильных переходах – он в уме перечислял всё, что первостепенно необходимо сообщить Минку; вскрывшиеся подробности взрыва, в частности, с особым тщанием, и, к слову, сказать, что выяснить их было легко, означало бы нанести Катце смертельное оскорбление, потому что никогда ещё процесс поиска и подтверждения данных не требовал от него такой концентрации и самоотдачи. Наслоившиеся друг на друга заботы о стабильности рынков и не иначе, как инстинктами инициированное расследование «инцидента Дана-Бан», как это называли СМИ, помогли ему отвлечься, встряхнутся, вернуть себя к функциональности, обуславливающей его существование, и если рынки, по сути своей, нуждались в топорном «принуждении к спокойствию», то взрыв… заставил брокера хорошенько размять извилины. Последние две недели он спал по три часа, постоянно на синтетике и на взводе, часть организационных обязанностей переложил на наиболее толковых и преданных подчинённых-эйтос, а сам круглосуточно, из еды поглощая только кофе со стимуляторами и табак, тонул в сети, и большую часть его трудов, если по совести, занимал не взлом и изучение документов, а заметание следов. Через более пятисот общедоступных и проприетарных прокси, несколько межсетевых экранов различной степени анонимности, статические и динамические маскарадные маршрутизаторы рыжий путал следы, создавал видимость, что запросы, если их всё-таки вычислят, ведутся с крайних областей соседнего галактического скопления, и теперь мог с полной уверенностью утверждать, что никто, даже, мать её, сама Юпитер, это месиво не разберёт, что, к сожалению, отнюдь не гарантировало успеха во взломе архивных серверов службы внутренней безопасности Танагуры. Следствию по Дана-Бан не без оснований присвоили высший гриф секретности – Тайна Танагуры, а дыры, имевшиеся в защите подобных данных, залатали ещё пятнадцать лет назад, и с тех пор регулярно обновляли файерволы – как предсказуемо подозревал Катце, Мать Амои свои драгоценные секреты взяла под неусыпный надзор, в особенности, те, что связаны с её бесценными сыновьями. Это совершенно не значило, что игра окончена – не для такого въедливого засранца, как Катце – рано или поздно даже в неприступной цитадели найдётся уязвимость, приласкав которую, можно добиться жаркого свидания с её содержимым, но нужно время. И кибернетические мощности. И время – и если с первым у брокера никаких затруднений не было, то со вторым, как несложно догадаться, он беспощадно пролетал.

Впустую потратив почти неделю на засекреченные массивы, Катце решился на тактическое отступление. Сутки он потратил на сон, душ, жратву до отвала и косяк транки, убойнейшей, начисто опустошающей оба воспалённых от напряжения полушария мозга травы лерранского сектора, известного не только своими транспортно-грузовыми межсистемными вратами, но и богатой флорой, что позволило ему рассмотреть проблему с иной плоскости. Время однозначно упущено – в том сомнений нет, но ведь рыжий не коп, не даркмен и не специальный агент СБ, над ним не тяготеет дедлайн по рапортам перед вышестоящим начальством и выводы он вправе извлекать не только из материальных доказательств или улик, но и из таких недоступных элите ресурсов, как интуиция. Следующий день стал самым продуктивным – вопреки тому, что голова его весила, как минимум, тонны полторы, от передоза амфетаминами дрожали пальцы, а в глазах двоилось от дыма, он совершил свой маленький прорыв. Справедливо рассудив, что оголтелые СБ-шники с воронки, образовавшейся на месте шахтного комплекса, вместе со своими сторожевыми устройствами уже убрались, и на обслуживании Дана-Бан остались разве что строительные группы, Катце подрубился к локалке, инициировал системный сбой одного из дроидов и дождался, пока его, как неработоспособный металлолом, отложат у периметра для последующего ремонта, а затем заставил потерявшего управление над собственными передвижениями манипулятора незаметно выдвинуться в сторону ближайшей к своей берлоге безопасной точке. Несчастный дроид встретил нахального хакера осуждающим жужжанием сервомоторов, но сопротивляться не стал: покорно позволил Катце выдернуть из днища небольшую ёмкость для хранения резервного источника питания – не ради батареи, естественно, её и сами дроиды используют в крайних случаях, при неполадках основной цепи энергопотребления, например, а ради пробы грунта, попавшего на поверхность элемента во время работ. Не иначе, что транка помутила тогда сознание брокера, но вместо того, чтобы уничтожить сослужившего свою службу работягу, он просто одним движением выдернул из него устройство дистанционной верификации, лишив таким способом возможности передать своё местоположение, да и вообще связаться с материнской сетью, и утащил с собой – перепрошить операционные протоколы, в конце концов, несложно, а выбросить почему-то стало жаль.

Результаты анализа почвы, нелегально добытой с эпицентра, заставили Катце в полной мере прочувствовать смысл выражения «волосы встали дыбом», и он со стопроцентной гарантией не сумел бы сказать, что вызвало в нём столь бурный отклик – не поддающееся описанию изумление, практически, шок или гнев. Он ожидал найти нечто необычное, ибо сила взрыва, сотрясшего метрополию до основания, определённо заставляла любого хоть сколько-нибудь здравомыслящего человека задаться вопросом, какой эквивалентности был заложен заряд, а Катце, в детали случившегося посвящённый всё-таки чуть больше, чем кто-либо на Амои, изводился в гипотезах, одна фантастичнее другой, откуда, рагон бы его пожрал, этот сосунок, Гай, добыл себе такие игрушки. Среди молекул старых, века назад вышедших из производства металлоконструкций и бетона химики одной из подпольных лабораторий нашли продукты мезонного полураспада, мюоны и антинейтрино, и неотъемлемую составляющую дейтериевой воды – тяжёлые изотопы водорода. Такая многозначительная находка значительно меняла картину произошедшего. Это не какой-то замшелый тротил и даже не нейтронный заряд, что, если очень сильно постараться, всё-таки реально добыть для выходца из трущоб с вечно пустыми карманами. Наличие субатомных частиц в количестве, в котором их быть не должно в месте, в котором их быть не должно, недвусмысленно сообщало о том, что взрывчатку Гаю достать помогли – но кто? Разного рода ересь вроде агрессивно настроенных федералов или либеральной прослойки граждан Катце отмёл сразу, потому что если и предположить, что некая группа экстремистов решилась подойти к устранению главы синдиката столь обстоятельно, вместо наивных шалостей, вроде локального покушения, неоднократно доказавшего несостоятельность аналогичных попыток ранее, использовав начинку для боевых торпед класса «Молот», то возникает другая задача – как протащить через таможню такой опасный груз? На Амои подобное вооружение находится под контролем военного ведомства. Только с помощью контрабанды, а контрабанда у Катце под ногтем, никто не сумел бы вытворить такой дикий выверт и не попасть в его поле зрения. Вариант оставался лишь один, и ничего, кроме очередных проблем он не сулил – мезонный заряд ввезли через правительственные каналы поставки, либо использовали один из хранящихся на складах департамента обороны, что в обоих случаях говорило о причастности высших кругов элиты.

Катце тремя потами умылся и накачался стимуляторами до галлюцинаций, пока проверял архивные импортные записи за последние шесть месяцев, но ничего не нашёл; по химическому составу грунта можно, конечно, определить вид использовавшейся взрывчатки, но маркировки на антинейтрино не ставится. Абсолютной убеждённости в том, что он ничего не упустил, у брокера не было, да и неоткуда ей было взяться, ведь закрытые файлы поставки боеприпаса на то и закрытые, что любой обладающий полномочиями представитель элиты имеет к ним доступ и санкции на то, чтобы изменить их или совсем удалить из системы. Между тем, те титанические усилия, что рыжий приложил, проверяя внешние факторы, по крайней мере, позволяли переключиться на другие вероятности – внутренняя диверсия с подставным дурачком. Не скоро Катце забудет, как ярость полосовала его тело мучительной судорогой, а в груди нарастал шторм, требуя вцепиться побелевшими замёрзшими пальцами в глотку пьяному от транквилизаторов монгрелу, валявшемуся во вскрытой регенерационной капсуле в состоянии блаженной невменяемости. Он в тот день с огромным трудом заставил себя ограничиться медикаментозным допросом и уйти, ничего нового, по сути, не узнав – если некто и воспользовался суицидальным «благородством» этой твари, то вслепую, самого Гая в известность не поставив…

Только вчера, ранним утром, у него вырисовалось кое-что действительно определённое – он поначалу даже покривился со скепсисом, не поверив, что наконец добился результата. Из бурного потока слов, вытянутого из Гая – отмолчаться или солгать у ублюдка не было ни малейшего шанса – следовало, что четыре заряда аммотола, простейшей взрывчатки на селитре и тротиле, вместе с детонаторами ему продал некий Верн, к тому моменту, как Катце на него вышел, нашедшийся в одной из подворотен Кереса с перерезанной глоткой. Очередной тупик, казалось бы, но он, как заправская ищейка, уже взял след, и остановить его получилось бы разве у разогнанного до световой скорости крейсера. Катце отправил наиболее сообразительных и осторожных людей на поиски всех, с кем у покойника имелась хоть какая-то связь, а сам пытался вычислить, имелся ли за ним информационный след, плевать, насколько призрачный. Помог нашедшийся в какой-то убогой конуре мальчишка, любовник Верна, судя по тому, что кое-какие полезные данные из него вытащить удалось; немного, но этого оказалось достаточно для подтверждения вопреки любой логике всплывавших подозрений – номер коммуникатора, с которого с Верном связывался кто-то в Мидасе, зарегистрированный на гражданина, почившего менее года назад, и чудесным, не иначе, способом сообщавшегося с линкфоном, засветившимся под коммуникационным спутником в районе Лхасы в начале месяца. Длинная цепочка мёртвых, умерших или вообще никогда не существовавших звеньев в итоге привели брокера к виртуальным массивам, защищённым не менее надёжно, чем материалы расследования покушения на главу синдиката, и Катце понял, что там, за несколькими степенями защиты, идеально просчитанным файерволом и динамическим шифрованием доступа, хранятся не только идентификационные данные высших, от ониксов до платины, ступеней элиты, но и имя – или, не исключено, имена тех, кто… вырвал из его жизни один из её элементов, и едва не вырвал второй. В течение последних суток он максимально аккуратно пытался прорваться сквозь огонь, воду и медные трубы на интересующие сервера, но пока не сумел – да и цена в полкарио была бы тому, кто писал эту защиту, получись у него с наскока туда пролезть – а теперь к этому наверняка подключится Консул со своими возможностями, так что дело можно считать успешным, невзирая на колоссальное количество потраченных сил, что рыжего не радовать не могло. Все-таки нет ощущения приятнее, чем удовлетворение проделанной работой.

— Пепельницу, — коротко велел он, минуя администратора, с воодушевлением семенящего вокруг помпезного входа в офисный кабинет Консула.

Тот с вежливым поклоном вручил Катце небольшой замкнутый шар-утилизатор на миниатюрной антигравитационной подушке, позволявший устройству следовать за сигаретой, сенсорами температур ориентируясь на её раскалённый кончик. Глупейшее приспособление, по мнению Катце, ибо всякий раз, потушив окурок, приходилось подхватывать пепельницу, чтобы она не свалилась на пол или, того хуже, на ботинки некурящего гостя, но здесь – средоточие власти главы синдиката, и техническое оборудование, соответственно, должно подчёркивать высокое положение владельца в социальной иерархии. Коротко кивнув в ответ на сообщение, что Минк ожидает в оранжерее, Катце приблизился к двери, позволил биометрическому сканеру убедиться в отсутствии оружия и, протяжно выдохнув, прошёл к небольшому, сияющему многоцветьем сочных красок саду.

Ясон расположился в кресле, откинувшись затылком на подголовник; его длинные роскошные волосы плавным потоком струились по дорогой обивке, отливая золотом под приглушённым искусственным освещением. Катце замер, почувствовав внезапно, как внутри него ворочается неуверенность. Кто сейчас сидит там, расслабленно прикрыв веки? Тот ли это Ясон Минк, что однажды пощадил его за чрезмерно-неуместное любопытство, тот ли, что его руками играл ставками на биржах, подчас выражая несвойственный холодной элите азарт? Что он помнит; осталась ли в нём вообще способность помнить, или всё то уникальное, что сияло в нём, выскребли во имя сохранения статуса полубога? Искра, иррациональная и завораживающая, что побудила недосягаемого дзинкотай ступать по земле босыми ногами, горит ли ещё в нём, или она истлела, детонировав мезонным зарядом?.. А потом сомнения взвились струйкой сизого дыма и развеялись, и вместо них на губах вспыхнула горечь океанической соли, потому что Ясон вдруг, почувствовав чьё-то присутствие или просто услышав шелест его дыхания, обернулся, и брокер узрел, что в некогда ослепляющих отблеском чистого арктического льда глазах поселилась глубокая печаль.

— Мой господин, — поклонился Катце. — Я… рад вас видеть, — искренне добавил он.

Зазвонил комм, Ясон взглянул на дисплей – его вызывал Бома, и не трудно было догадаться, что именно требовалось Главе гос.безопасности.
Бома выразил протокольную  радость по поводу выздоровления Первого Консула и спросил, сможет ли Ясон сегодня побеседовать с ним о теракте в Дана-Бан. Хьюберт явно спешил и был готов немедленно приехать в Мидас, но появления второго блонди в офисе Айсмена было бы излишеством. «Я буду в Эос через пятнадцать минут, - сказал Ясон, - готов ответить на любые твои вопросы».
Он на самом деле был готов рассказать о случившемся посекундно – Хьюберта не интересуют эмоции, ему нужны факты, цепочка событий, цепочка последовательных ошибок Ясона, каждая из которых оказалась фатальной. Ясон снова нахмурился, снял инъектор с запястья, высыпал на стол пустые капсулы. Он поймал себя на том, что кусает нижнюю губу. Видимо, постоянно. Новая привычка, очень вредная.
Катце подал ему футляр с препаратами, Ясон кивнул, сухо сказал, что свяжется с ним сегодня вечером и уточнит время встречи. Что-то было тревожащее в глазах бывшего фурнитура, что-то, кроме его привычной усталости и идеальной собранности. «Когда ты передал Рики сигареты?» - это Ясон спросит завтра, сегодня допрос у Хьюберта, лучше не знать ничего лишнего.
Через пять минут Ясон уже садился в кар. Препараты действовали, наполняя странной, слегка сумасшедшей энергией, каменная усталость больше не давила на плечи, и мир вокруг стал отвратительно четким и шершавым. Если это был побочный эффект, то ясности мышления он не мешал и Ясон принял решение его игнорировать.
За время полета и позже, поднимаясь в лифте Ясон прокручивал в голове все, что случилось в Дана-Бан, приучая себя воспроизводить только события, без эмоций. Надо найти виновных, надо, для этого следует держать себя в руках. И не кусай губы, это тебя выдает.
Секретарь Хьюберта ожидал Ясона у лифта, почтительно поклонился и предложил сопровождать Первого Консула до рабочего кабинета господина Бомы.

>>>>>Рабочий кабинет Хьюбера Бомы